Что ты говоришь? Так ты еще ничего не знаешь о воскресении, а все еще воображаешь, что
тело Христово переложено? Видишь ли, как она еще не разумела этого высокого догмата?
«Сказав сие, обратилась назад» (Ин.20:14). Что здесь за последовательность? Мария
вступает в разговор с ангелами и, еще ничего не услышав от них, обращается назад. Мне
кажется, что в то время, как она говорила, Христос внезапным своим явлением позади ее
привел в изумление ангелов, и они, узрев Владыку, и видом, и взором, и движением тотчас
обнаружили, что увидели Господа; а это и заставило жену оглянуться и обратиться назад.
Так явился Христос ангелам; а Марии — не так, чтобы не поразить ее изумлением с первого
взгляда, но — в виде более смиренном и обыкновенном. Это видно уже из того, что она
приняла Его за садовника. Женщину с такими уничиженными понятиями, очевидно,
надобно было возводить к высшим понятиям не вдруг, но постепенно. Поэтому и Христос
спрашивает ее: «жена! что ты плачешь? кого ищешь?» (Ин.20:15). Этим Он показал, что Ему
известно, о чем она хочет спросить, и расположил ее к ответу. Так поняла это и Мария, и
потому не произносит имени Иисуса, но, полагая, что вопрошающий уже знает, о ком она
осведомляется, говорит: «если ты вынес Его, скажи мне, где ты положил Его, и я возьму Его»
(Ин.20:15). Опять говорит о положении, взятии и переложении, беседуя о Нем, как о
мертвом. Смысл слов ее такой: если вы, боясь иудеев, взяли Его отсюда, то скажите мне, и
я возьму Его. Велико усердие, велика любовь жены; но высокого в ней еще нет ничего.
Потому-то, наконец, Христос открывает ей высокую тайну, не видом Своим, а голосом. Как
в тех случаях, когда Он находился среди иудеев, иногда они узнавали Его, а иногда не
узнавали, так и в то время, как Он говорил, Его узнавали лишь тогда когда Он хотел. Так,
когда Он говорил иудеям: «кого ищете?» — они не узнавали Его ни по виду, ни по голосу,
до тех пор, пока Он хотел.
То же самое случилось и здесь. Христос произнес теперь только имя Марии, укоряя ее и
упрекая за то, что она так думает о Нем, тогда, как Он жив. Но как же она отвечает
«обратившись», между тем, как Христос с нею беседовал? Мне кажется, что она, сказав: «где
ты положил Его», обратилась к ангелам, с намерением спросить их, чему они изумились,
и что Христос, назвав ее по имени, снова заставил ее обернуться от ангелов в Его сторону
и по голосу дал узнать Себя. Действительно, она узнала Его тогда, когда он назвал ее,
сказав: «Мария» (Ин.20:16), и значит, узнала не по виду, но по голосу. Может быть, кто-
нибудь спросит: откуда известно, что ангелы пришли в изумление и что поэтому Мария
обратилась назад? Но в таком случае нужно будет также спросить: откуда известно, что
Мария прикоснулась ко Христу и пала к ногам Его? И как это последнее открывается из
слов: «не прикасайся ко Мне» (Ин.20:17), так и первое видно из того, что сказано
«обратилась». Но почему Христос сказал: «не прикасайся ко Мне»? Некоторые говорят, что
Мария просила у Него духовной благодати, так как слышала, что Он говорил ученикам:
«когда пойду» к Отцу, «умолю Его, и даст вам другого Утешителя» (Ин.14:3, 16).
2. Но как она, не бывшая тогда с учениками, могла слышать эти слова? С другой стороны,
и по своим понятиям она далека была от подобного желания. Да и как она могла просить
об этом, когда Он еще не отошел к Отцу? Что же это значит? Мне кажется, что и теперь
желала обращаться с Ним, как прежде, и от радости не представляла себе ничего великого,
хотя Он и сделался по плоти гораздо совершеннейшим. Поэтому Христос, чтобы
отклонить ее от такого мнения и внушить ей не говорить с ним без всякой осторожности
(потому что и с учениками, как видно, Он уже не обращался по прежнему), — возвышает
ее помышления и через это научает ее более благоговейному с Ним обращению. Если бы
Он сказал: не подходи ко Мне, как прежде; теперь обстоятельства изменились, и Я уже не
буду обращаться с вами по прежнему, — то это было бы неприятно и отзывалось бы
похвальбой и тщеславием. Но слова: «ибо Я еще не восшел к Отцу Моему» были не